check24

суббота, 29 декабря 2012 г.

«Все будет нормально». Но в 2014 году

Президиум Мосгорсуда снизил сроки Лебедеву и Ходорковскому как раз во время пресс-конференции президента

Сложилась традиция: Владимир Путин на своих прямых линиях с народом, пресс-конференциях комментирует дело Ходорковского в самые ключевые моменты этого самого дела. Или буквально накануне приговора, или, как теперь, — в день снижения сроков. Градус высказываний президента понизился: от агрессивно-обвинительного до миролюбивого с оговорками, что дело «чисто экономическое», а не политическое, что «никакого персонального преследования» с его, Путина, стороны нет, с констатацией, что «приняты поправки в закон», дающие основание суду снизить срок, и, наконец, с пожеланием «дай бог ему здоровья» и заверением «все будет нормально, Михаил Борисович выйдет на свободу».

Но 20 декабря, когда президиум Мосгорсуда рассматривал надзорную жалобу на второй приговор Ходорковского и Лебедева, никто на свободу не вышел. Им снизили срок лишь на 2 года, «скорректировав» приговоры Мещанского и Хамовнического судов «в соответствии с действующим законодательством».

Казалось бы, не придерешься. Законодательство в отношении «экономических» стало либеральней, и мы, судьи, новые веяния соблюли. Но ничего подобного. На самом же деле Мосгорсуд снизил срок Ходорковскому и Лебедеву произвольно — как хотел, безо всякого «строго в соответствии с законом», в которое заложено такое обязательное требование/принцип, как соразмерность: наказание должно снижаться пропорционально тому, как был смягчен закон.

И вот если бы Мосгорсуд руководствовался этим принципом, то «наказание» Ходорковскому и Лебедеву по ст. 160 УК (хищение) он снизил бы с нынешних 8 лет до 5 лет и 5 месяцев, а «наказание» по ст. 174.1 УК (легализация) с 9 лет до 3 лет и 10 месяцев. При сложении сроков в сухом остатке получилось бы 8 лет и 10 месяцев, которые бывшие руководители ЮКОса, арестованные 10 лет назад, уже давно отбыли (срок по второму делу следует отсчитывать именно с момента ареста в 2003 году). Словом, если бы Мосгорсуд реально приводил приговоры «в соответствие с действующим законодательством», то он бы снизил срок Лебедеву и Ходорковскому до фактически отбытого — то есть освободил бы.

Но не случилось. Вся атмосфера, в которой проходил президиум Мосгорсуда, свидетельствовала о том, что главную «уступку» эта инстанция уже сделала. И «уступка» эта — Верховному суду. Если бы не глава ВС Вячеслав Лебедев, обязавший в июле 2012-го Мосгорсуд рассмотреть надзорную жалобу на приговор, этого заседания президиума и не было бы вовсе. Ведь ранее глава Мосгорсуда Ольга Егорова спокойно отклонила эту же надзорную жалобу. А тут вмешался суд Верховный и мягко и аккуратно намекнул: неплохо бы проверить, а не противоречат ли случайно друг другу первое (уклонение от уплаты налогов с доходов от продажи нефти) и второе (хищение нефти) уголовные дела Ходорковского и Лебедева? Ведь не платят же налоги с похищенного… Ну и еще глава ВС просил обратить внимание на смягченные статьи УК.

Мосгорсуд тянул с рассмотрением 5 месяцев, придумывая различные оправдания. На что и обратил внимание президиума защитник Лебедева Владимир Краснов.

— Я понимаю, у адвокатов много претензий. У нас тоже есть претензии, и мы можем ответить… — резко отреагировал председательствующий — зампред городского суда Дмитрий Фомин. Помимо него — еще четверо судей, которые с непроницаемыми лицами слушали речи адвокатов о принципе соразмерности, о необходимости отмены приговора и, наконец, о президенте, который…

— …уже четырежды за последний год публично заявлял о недопустимости решения хозяйственных споров посредством уголовного преследования. А тут даже и споров-то никаких не было, — подчеркивал Вадим Клювгант. — Группу компаний, которые вели обычную хозяйственную деятельность, обозвали организованной преступной группой. В обоих приговорах речь идет об одних и тех же сделках с одной и той же нефтью. Но никак невозможны хищение и уклонение от уплаты налогов, совершенные одними и теми же сделками по реализации нефти. Это не просто повторное осуждение за одно и то же деяние — два обвинения в одних и тех же деяниях являются еще и взаимоисключающими.

— Давайте воздержимся от эмоциональных высказываний — это замечание судья Фомин сделал адвокату Платона Лебедева Алексею Мирошниченко, позволившему себе заметить, что защита уже привыкла: Мосгорсуд «с упорством, достойным лучшего применения, покрывает любую бессмыслицу, сотворенную нижестоящими судами по «делу ЮКОСа».

— Мне, допустим, слово «покрывает» не очень нравится. Давайте воздержимся, — потребовал Фомин. Воздержались. Зато привели примеры из приговора, доказывающие несостоятельность обвинения. Так, одновременно в приговоре говорится о том, что в результате реализации добытой нефти «потерпевшим» — добывающим «дочкам» ЮКОСа причинялись убытки. В другом месте приговора сообщается, что «дочки» от реализации нефти имели прибыль — более 3 млрд долларов. Такое вот «причинение убытков путем получения прибыли».

— Некие «кураторы» дела, видимо, что-то недосмотрели, и в последний день судебного следствия в Хамовнический суд поступили документы от самих «потерпевших» о том, что они в инкриминируемый нашим подзащитным период получали выручку и многомиллиардную прибыль. Но запущенный каток расправы уже было не остановить… — резюмировал Мирошниченко.

Ходорковскому и Лебедеву, как известно, дали по 13 лет. Ныне прокурор Владимир Ведерников — ввиду «либерализации УК» — попросил снизить срок до 11 лет и 3 месяцев. Мосгорсуд оказался еще «либеральней» — назначил по 11 лет (в остальном приговор оставил без изменений).

Таким образом, Лебедев освободится в июле 2014 года, Ходорковский — в октябре 2014-го. Если для них, конечно, еще что-то не придумают.

А при чем здесь, спросите, Путин? Да вроде как и ни при чем…

Источник: " Новая газета "

Михаил Ходорковский. Борисыч. Чужой, но заслуживающий уважения







Перед Новым годом начинаем задумываться, какие люди, книги, события претендуют на звание главных людей, книг, событий года. По нашей версии, одна из важнейших книг года — книга Натальи Геворкян и Михаила Ходорковского «Тюрьма и воля». Публикуем главу из нее с разрешения авторов и издателей.

С отступающим годом, Михаил Борисович и Платон Леонидович!



Хочу заметить, рассказывая о колонии, что пробыл я в ней сравнительно недолго: с октября 2005-го по декабрь 2006 года, после чего меня этапировали в СИЗО г. Читы, а затем, в феврале 2009 года, обратно в СИЗО 99/1 г. Москвы.

Вообще, в бытовом отношении колония намного лучше тюрьмы. В тюрьме ты весь день, кроме одного часа прогулки, заперт в маленькой комнате с одними и теми же людьми. В колонии — наоборот: в бараке и на территории бурлит жизнь, гулять можно, пока не надоест. Солнце, которого в тюрьме не видишь, небо, зелень летом — все это очень важно для человека. Но особенно остро начинаешь ощущать нехватку подобных простых вещей где-то через год. Да и здоровье, несомненно, очень подрывается: глаза, мышцы, иммунитет… В человеке все системы не предназначены для казематов, они громко «протестуют», особенно у совсем молодых. Переезд из тюрьмы в колонию — отдельная песня. Куда — секрет. Сколько ехать — секрет. Один в «столыпинском» вагоне плюс куча конвоиров. Один все время стоит напротив и смотрит, не отводя взгляд. На первой же остановке (через час) объявление из станционного репродуктора: «Поезд Москва – Чита отправляется со второго пути». Вот и все секреты. Шесть суток за книгами (их с собой целая сумка), и — «привет, Краснокаменск!».

Выход из вагона — в автозак, но без традиционных собак. Любопытные взгляды местных сержантов.

Зона. Вход «вдоль строя» — лающие шавки и придерживающие их солдаты из роты охраны. Мне смешно и любопытно.

Встречает группа офицеров. Требуют снять шапку и представиться.

Снимаю, хотя требование — незаконное, я это знаю, закон выучил наизусть, но не хочу противопоставляться по мелочам.

Проходим в здание ШИЗО; потом я стану его частым посетителем. Обыск. Отъем всего, что «не положено» в этой конкретной зоне. Не спорю, да и нет ничего особо важного. Книги, тетради оставили, только пролистали — это главное.

Спустя несколько дней — «распределение». Комиссия во главе с начальником лагеря: «Ты кто по жизни?» Замечание не делаю, но смотрю недоуменно. Переходит на «вы»: «Со временем разберемся».

— Какими профессиями владеете, чем хотите заниматься?

— Готов преподавать, имею несколько рабочих специальностей.

— Мы вам предлагаем работу в швейном цехе и не рекомендуем отказываться…

Спустя несколько месяцев молодые ребята из оперотдела (они вообще почти все — дети) расскажут: мы, мол, хотели вас отправить в пекарню, которая отгорожена от лагеря, чтобы не иметь проблем, но позвонили из Москвы и сказали направить в швейный цех.

Специальность швейника требует обучения. Я посмотрел оборудование и решил — ловушка. Норму на таких машинках сделать нельзя, качество шва — дерьмо. Подставят.

Написал первую жалобу со ссылкой на зрение и «не сдал» экзамен, предупредив: если сфальсифицируете — устрою скандал.

Первая реакция очевидна: плевать на зрение, плевать на экзамен. Работайте.

Замечу, через три года, во время суда по УДО начальник колонии (уже другой) прямо заявил судье: «Мне «поручили» перевести Ходорковского на строгие условия содержания, но он своими жалобами и судами не дал мне этого сделать».

Ах так? Пишу три жалобы: начальнику колонии, прокурору и… в Гоструднадзор.

Инженерное образование, опыт работы на заводе и стройотрядовское прошлое позволяют на двух листах изложить перечень нарушений техники безопасности, требующих до их устранения остановки производства.

Вежливо отдаю начальнику.

Через два дня назначен на должность комплектовщика (грузчика) в этом же цехе. Устраивает. Это работа повременная и без нелепого оборудования: качество гарантирую как результат работы собственных рук.

Вызывает начальник колонии — «поговорить». Понимаю: получил приказ, хочет прикинуть, как исполнять. Говорю прямо: когда вам скажут меня «гнобить», нам лучше договориться «как», чтобы и вы отчитались, и я на вас зла не держал.

Очень ему хотелось договориться, но то ли не решился, то ли счел меня слабым и попытался справиться сам.

Взыскание, еще одно, штрафной изолятор (ШИЗО), и я — в суд. У администрации — шок. Назначается судебное заседание в колонии. Приезжает председатель городского суда. Вызывают «свидетеля» из числа заключенных. Я готов ко всему. Опыт «басманного правосудия» уже есть.

Вдруг свидетель тычет пальцем в лицо начальнику оперотдела и говорит суду: «Он заставлял меня врать, дал сигареты. Вот они. Но я скажу правду». Снова шок. Уже и у меня. Нервы не выдерживают. Беру себя в руки.

Судья — начальнику: «Если накажете свидетеля — дам ход протоколу. Взыскание — отменить».

Так и повелось: взыскание — ШИЗО — суд — отмена взыскания… В промежутках — работа на швейке, общение с колонейской публикой. Публика разная: от неграмотных чабанов из соседних («всего» километров 300–400) сел до шахтеров с урановых рудников, имеющих среднее техническое образование. От абсолютно обычных, законопослушных граждан до «перспективных» лидеров преступного мира. От абсолютно нормальных людей и до полных отморозков, получивших по малолетке 10 лет за серийные убийства и досиживающих эту десятку во взрослой колонии без понимания, что следующее убийство будет стоить ПЖ. Про моральные ограничители и говорить не приходится.

Вот такая причудливая смесь, постоянно перемешиваемая в одном котле и удерживаемая в меньшей степени непосредственно администрацией или лидерами преступной среды, а в большей — общим пониманием пределов допустимой личной свободы, ощущением некоей общности и взаимозависимости.

По-настоящему асоциальные личности в колонии — редкость, и вот они как раз «купируются» администрацией и коллективом. Методы, естественно, разные — от отселения в специально создаваемые «гетто» до «тяжких телесных».

Мое положение в этом смысле было совершенно особым.

Начнем с того, что мне «общество» более чем за год не подобрало «масть». Там же достаточно простые критерии: «сотрудничаешь» с администрацией — «красный», «навязываешь свое», «страдаешь» — «черный». Работаешь и подчиняешься «авторитетам» — «мужик». Не работаешь, заставляешь прислушиваться к себе, отстаиваешь идеи независимости личности от государства — «авторитет».

Я же и работал, и общался с администрацией на любом уровне, но при этом сидел в ШИЗО больше, чем любой, а в «стукачестве» никому даже в голову не приходило меня заподозрить. Разговаривал со всеми представителями «блаткомитета», но никогда и ни в чем им не подчинялся.

В конце пребывания в лагере у меня был интересный разговор с одним из наиболее уважаемых представителей тамошней «теневой администрации». Его должны были «забирать на этап» в лагерь под Благовещенском, где содержат таких людей и их ломают. Он знал, что его ждет, и шел на это с открытыми глазами, отстаивая свою идеологию и свое видение мира, которое я бы оценил как примыкающее к кропоткинскому, анархическому.

Очень глубокий человек, несмотря на свои неполные 30 лет и среднее образование. Человек, несомненно, волевой и убежденный.

Он сказал мне, что в обычной жизни мы, безусловно, были бы врагами, поскольку моя цель — сильное государство — противоположна его цели, но сейчас и он, и я боремся с несправедливым государством, просто методы борьбы у нас разные.

Вероятно, это — квинтэссенция отношения ко мне в лагере: чужой, но заслуживающий уважения.

Меня это устраивало, как устраивало и обращение «Борисыч», его выражавшее. Хотя, конечно, это — наиболее общий взгляд. Частностей тоже хватало. В бараке, где мне отвели место, было от 70 до 100 человек (в разное время). Они не очень задерживались: три–шесть месяцев — и перевод (такой специальный, транзитный барак).

Если кто подходил ко мне открыто, то либо «шпион» администрации, либо человека отправляли в ШИЗО под каким-нибудь предлогом.

Конечно, смешно смотрелось, но именно так администрация стремилась «держать меня под контролем» и организовывать мой круг общения.

Ну и «доорганизовывалась». Проблема в том, что с администрацией в таком виде сотрудничают в чем-либо ущербные люди, имеющие какие-то «нелады» с коллективом (реальные или надуманные).

Один из таких «деятелей», которого оперотдел поселил в бараке рядом, крайне боялся перевода в другой барак, где содержался его недруг. Его этим шантажировали, и в какой-то момент он для себя решил, что лучший способ избавиться от давления — перевестись в другой лагерь. Задача непростая, но он нашел интересный путь (надо заметить, завершившийся частичным успехом) — ударить меня ножом. И ударил ночью, во сне, в лицо.

Хотел попасть в глаз, но промазал в темноте и просто распорол лицо. Кровищи натекло…

Воспользовавшись предлогом, многомудрое начальство решило сделать меня изгоем и поместило в одиночную камеру, объявив всем, что я попросился в «безопасное место», испугавшись за свою жизнь.

Такого допускать было нельзя.

«Безопасное место» — прямой путь на кладбище, в прямом и в переносном смысле. Потом любой выход в «зону» или на этап делается смертельно опасным, да и на самом «безопасном месте» бывают «неожиданности».

Помирать — так с музыкой. Объявляю «сухую голодовку». Вторую за время пребывания в тюрьме. Первая была в «Матросской Тишине», когда Платона кинули в карцер. Шесть дней. Когда его выпустили, я был на грани.

При «сухой» сгущается кровь, резко растет давление. У меня было 180 (надзиратели мерили). Дальше — тромб или инсульт. Преимущество такой голодовки — она заставляет быстро решать вопрос. Риск с третьего дня. Больше 10 почти никто не живет. Обычная («мокрая») голодовка переходит в угрожающую стадию через 30–60 дней.

Итак, «сухая». Очень тяжело. Видимо, здоровье уже не то. На четвертый день не могу ходить. Кружится голова. Приходит врач: начальник лагеря принял мое условие — объявлено, что я помещен в одиночку по его решению. Слова врача подтверждает начальник и «блаткомитет».

Меня переводят в санчасть, где я несколько дней жестко расплачиваюсь со своим организмом (точнее — он со мной).

Выход в лагерь. Опять ШИЗО, опять суд, опять отмена.

Новое обвинение, этап в Читу. Начальник оперотдела лично тащит все мои вещи в машину. Приносит даже матрас и одеяло. «Только не возвращайтесь!» Прощаемся более чем любезно.




ГУЛАГ или уже не ГУЛАГ?

Изменилась ли гулаговская система? И да и нет. Разумеется, общие изменения огромны. Во-первых, никого не морят голодом. Отдельные прецеденты бывали и бывают, есть даже целые «голодные зоны», но это скоре, нераспорядительность конкретного начальника колонии, воровство, а не продуманная государственная политика, как было при Сталине.

Во-вторых, нет убивающе тяжелого рабского труда. Скорее, в «зонах» вообще нет работы. Люди дуреют, звереют, теряют социальные навыки (те, у кого они были). Однако за безработицу сегодня никого не наказывают, а вот за смерти и побеги — очень. Поэтому работы просто нет или она не носит разумно-созидательного характера.

В-третьих, просто так убить заключенного нельзя. Такой факт потребует огромного числа бумаг. Бить, мучать — можно, а вот убивать действительно запрещено. Запрет, конечно, как и любой другой, нарушается, но это иная ситуация, чем когда такое право было дано.

В-четвертых, условия проживания хоть и тяжелые, но не убивающе тяжелые. Например, зимой в бараках отрицательных температур стараются не допускать, дают воду, пусть и холодную, сравнительно регулярно позволяют мыться, стирать вещи.

Понимаю, смешно и грустно слушать, но именно такие «мелочи» дают или отнимают право на жизнь.

Теперь о сходстве с ГУЛАГом.

Заключенный — не совсем человек, скорее скотина, чья ценность для «хозяина» существенно выросла по сравнению с первой половиной прошлого века. То есть убивать нельзя, но бить — можно и нужно. Морить голодом нельзя, но и думать о качестве питания не обязательно.

Мораль по отношению к заключенному вообще понятие несущественное: врать, разводить, стравливать друг с другом, выказывать пренебрежение — можно и нужно.

Хотя здесь, как и во всем, есть исключения. Есть служащие, которые никогда «не позволят себе», и есть заключенные, которые не позволят «по отношению к себе». Но так было и в ГУЛАГе. Конечно, тогда для заключенного ставка была — жизнь, а теперь — здоровье и возможность досрочного освобождения.

К слову, о здоровье. Здоровье в нашей стране вообще ценность «второго ряда», а качество его охраны и на свободе оставляет желать лучшего. Что происходит в «зоне» — можете себе представить, и будете правы.

Хотя мне лично повезло. Причем повезло уже дважды. Первый раз — когда меня резали*: попался военный хирург с твердой рукой. Второй раз, наоборот, зашивали. На счастье, тот, кто числился стоматологом, оказался лицевым хирургом, и теперь благодаря ему шрам на лице мало заметен.

Низкий ему поклон. Но это скорее исключения. Гораздо более частыми являются случаи, подобные тому, свидетелем которых мне довелось быть.

Одного знакомого мне заключенного жестоко избили. Он попал в медсанчасть, которая была «через забор» от нашего барака, и, поскольку забор из колючей проволоки позволял переговариваться, я к вечеру поинтересовался, как его дела. Мне прокричали, что он плох и, видимо, помрет, поскольку после некоторого улучшения опять лежит, редко при- ходя в сознание. Фельдшер же, оказав первую помощь, больше не подходит.

Я попросил передать администрации, что, если он помрет, я молчать не буду. Через час из города пришел врач. Телефон в медсанчасти не работал, поэтому весь лагерь наблюдал, как сначала врач бегом бежит в дежурную часть, а потом (единственный раз за все время) на территорию заезжает «скорая помощь».

Парня спасли. У него был разрыв селезенки, и к моменту попадания

на стол хирурга он потерял более двух литров крови от внутреннего кровотечения.

В общем, болеть в нынешней зоне, как и в ГУЛАГе, категорически не рекомендуется. Но и выйти отсюда, сохранив здоровье, — малореально.

Можно ли изменить ФСИН без изменения общей ситуации в стране? Не знаю, но пытаться можно и нужно.

Надо помнить, что в сегодняшнем ГУЛАГе присутствуют разные типы людей.

Во-первых, и это самое печальное, невиновные. Эту долю можно определить, зная общее число оправдательных приговоров нашего «басманного правосудия» (0,8%) и сравнив ее с тем количеством следственного брака, который признается таковым судами присяжных у нас (20%) и судами стран Европы, где качество работы правоохранительной системы вряд ли, скажем мягко, уступает нашему (15–30%).

Если даже учесть, что часть реальных преступлений попросту не доказана, то и в этом случае каждый пятый–седьмой заключенный невиновен, а это 150 000 человек, 150 000 судеб, семей, потерянное ими здоровье, невосполнимые годы жизни…

Во-вторых, та группа преступников, которых общество готово в конце концов простить и в социальной адаптации которых оно заинтересовано.

Численность этой группы зависит от общего состояния морали, гуманизма в стране, но и сегодня она составляет большую часть. «Воровайки», «жулики», хулиганы, даже «бытовые» убийцы сегодня нашим, в целом жестоким, обществом не рассматриваются как потерянные навсегда.

И если в первом случае речь идет скорее о судебной системе, то вторая группа — несомненная прямая задача ФСИН.

Проблема усугубляется тем, что значительная часть заключенных приходит, не обладая необходимыми социальными навыками, у остальных зона разрушает имеющиеся.

Во-первых, людям необходима работа. Причем работа, которая позволит им и сохранить привычку к ежедневному труду и помочь своим семьям, оставшимся без кормильца (огромная проблема, дополнительно разрушающая семьи, порождающая беспризорность и новую преступность), заплатить по искам, а также работа, которая позволит, выйдя на свободу, иметь честный кусок хлеба, а не кидаться опять за помощью к «старой профессии».

Понятно, задача непростая, особенно в наше «рыночное» время, но вполне решаемая. А главное — заслуживающая самого пристального внимания. Ведь именно здесь «зарыты» 50% рецидивов, то есть сотни тысяч и миллионы новых преступлений, наносящих огромный ущерб тому же самому обществу.

Скупой платит дважды, и хорошо, если только дважды. Аналогично надо посмотреть и на другие проблемы: одежда, встречи с семьей, режим, образование.

Что для нас важнее: создать дополнительные условия «наказывания» помимо лишения самого дорогого — свободы — либо вернуть людей к нормальной жизни? И не платить потом дважды, трижды за то, что этого не сделали?

Психология тюремщиков способна дать только первое. Если обществу нужно второе, тогда решать эти вопросы должны совсем другие люди, не связанные с тюремным ведомством.

А ФСИН должна исполнять порученное, пусть даже если это и осложняет персоналу жизнь. Но ведь каждый из нас на своем рабочем месте делает то, что нужно заказчику, а не то, что сделать проще. Хотя и хотелось бы.

К слову, это еще одна причина, по которой ФСИН, если мы действительно хотим что-то изменить, не должна играть в изменениях роль «первой скрипки».

Наконец, существует проблема людей, которых общество не готово простить никогда.

Здесь тоже надо учитывать несколько составляющих. Первая и главная — «судебные ошибки». Их чудовищно много, и, что тоже важно, в смерти человека, облыжно обвиненного в непрощаемом преступлении, часто заинтересованы те, кто хотел бы «спрятать в воду» концы своих преступлений, своего корыстного интереса, своей преступно плохой работы.

Вторая составляющая — изменение, гуманизация самого общества. Готовность простить тех, кто раскаялся, кого мы не готовы были простить раньше.

Третья — как мы считаем достойным для себя поступать с теми, кого мы не готовы простить?

Увы, но ответ на все эти вопросы может быть дан только общий, поскольку «окончательное знание истины» человеку недоступно. Думаю, отношение к непрощаемым преступникам, наличие неустранимого сомнения в вине каждого из них, внутренняя готовность простить раскаявшегося не только показатель уровня общества, но и образец желаемых этических норм, к чему мы все должны стремиться.

Надо заметить еще один крайне важный факт. Адаптация к свободе после пяти лет «зоны» трудна, после 10 — в большинстве случаев невозможна.

*Делали операцию. — Примечание автора — Наталии Геворкян.




Адаптация к несвободе

Уезжая, знаю: «зона» — это не страшно. Там живут обычные люди, и твое место в том мире зависит от тебя. Причем от воли больше, чем от силы.

Бояться нельзя. Результат — мерзкая, грязная жизнь, которая хуже смерти. А смерть… Что смерть? Риск невелик: две-три на тысячи заключенных в год. И потом, это быстро, а посему — не страшно.

Преимущества «зоны» — солнце и свидания. Свидание в «зоне» — это три дня, раз в квартал, в помещении по типу провинциальной гостинички. Мама, жена, дочь, которых можно потрогать, обнять. Время пролетает как мгновение.

Вообще, тюрьма, несомненно, разрушает семьи. Регулярно приезжают к одному из 20. Жены уходят, дети забывают. За пять лет человек, как правило, теряет социальные корни. За воротами его ждет пустыня, поэтому так многочисленны возвраты. Кто и зачем создал и поддерживает именно такую систему — понять не могу. Возможно, не со зла, а по традиции. Но последствия у этой традиции жуткие. Целый слой выброшенных людей. Миллионы разрушенных семей и судеб.

<...> В то же время проблема собственно противоположного пола хотя и существует, но наряду с прочими. Причем в большей степени для заключенных чуть старше 20 и моложе 35 лет. Те, кто еще моложе, приходят обычно из колонии для несовершеннолетних и не обладают опытом регулярной сексуальной жизни. Те, кто старше, возможно, в результате стрессовой ситуации не ощущают этот вопрос как критический. В общем, о нем можно спокойно говорить.

Семья — иное. Здесь буквально минное поле, любые движения на котором чреваты жесточайшими конфликтами, депрессиями и даже самоубийствами.

В целом навязчивые мысли, воспоминания — депрессия, свойственная достаточно большой части людей, — меня не коснулись. Могу вспомнить буквально несколько ночей, когда я не спал. Конечно, особенно в первый тюремный год, когда каждый день по нескольким каналам телевидения и радио рассказывали, как громят компанию, было весьма неприятно. Пропаганда давила на психику. Но я достаточно хорошо контролирую свое сознание. Например, начинаю составлять в уме письмо, или строить дом, или обставлять какое-нибудь помещение.

Потом выяснил для себя, что мне легче всего дать выход нервам, переложив мысли на бумагу. <...>

Возвращаясь к мыслям, расскажу об удивительном случае в колонии. Вообще-то я всегда был достаточно спокоен за свою семью. Во-первых, они у меня молодцы. Во-вторых, я знал, что всегда получу информацию и смогу обратиться за помощью.

Вдруг, что называется, «пробило». Не могу ни о чем больше думать, целый день в голове жена. Ей плохо. Ну полная чушь. Тем не менее ощущение настолько острое, что делаю запись в дневнике (единственную такого рода) и на следующий день связываюсь с адвокатом. Нет, вроде все в порядке.

Ну у меня «отхлынуло». Тем не менее, когда на свидание приезжает жена, спрашиваю. Оказывается, ее прихватило. Температура под 40о целый день.

Больше у меня такого не случалось, но теперь я во многое готов верить.


Тюрьма и воля

Тюрьма является как бы увеличительным стеклом для наблюдения за общественными процессами.

Когда в стране резко снижался уровень жизни, то через некоторое время в тюрьме питались травой в буквальном смысле этого слова. Последний раз, по рассказам, такое случалось в 1999–2000 годах. Счет дистрофикам, как рассказывают, шел на десятки и сотни.

Я этого, к счастью, не застал, но был поражен наличием полностью безграмотных молодых людей. То есть вообще не умеющих в свои 20 с хвостиком лет ни читать, ни писать. Я был свидетелем смены «контингента» в «Матросской Тишине», когда на место маньяков и уличных преступников в массовом порядке стали поступать люди, у которых рейдеры в погонах отнимали собственность. Я наблюдал, как, отдав собственность, они выходили со сроками и без. Я видел, как в тюрьму пошли правоохранители и их подручные из числа «коммерсантов», пострадавшие в ходе междоусобных войн ведомств, как с недоверием восприняли медведевские инициативы и как стали спустя некоторое время благодаря им выходить на свободу, возвращать свое добро. Пусть пока частично.

Человек в тюрьме, несомненно, меняется. Тюрьма сходна с инвалидностью, когда одни, неработающие, системы восприятия восполняются обострением других. Взамен сократившемуся количеству внешних раздражителей приходит большая чувствительность к остающимся.

Те, кто долго находится в тюрьме, любят смотреть мультфильмы, острее реагируют на события во внешнем мире, гораздо тоньше ощущают окружающих. Выходившие после долгой отсидки на волю рассказывают, что первые несколько месяцев читают людей как открытую книгу. Потом «сверхвосприимчивость» проходит.

Несомненно, тюрьма меняет и этические нормы. Особенно в молодых, не устоявшихся головах. Если на свободе 95% людей в обычной жизни вранье считают чем-то не очень хорошим, а жестокость не относят к норме, то в тюрьме все не так.

Врать нельзя «своим», красть нельзя у «своих». Жестокость — норма. Причем такие правила навязываются не только (а может, и не столько) преступным сообществом. Это правила, по которым живут «сотрудничающие с администрацией» и сама «администрация». «Зона» — большая деревня. Здесь все всё и про всех знают. Да никто особо ничего и не скрывает: «опера» всех «разводят» и подставляют, все и всё воруют, в ШИЗО бьют (впрочем, не только в ШИЗО), услуги покупают и т. д. Может, только торговля наркотиками идет сравнительно негласно. Хотя и про наркотики в общем все известно. Я лично, например, только в «зоне» увидел гашиш в брусках, «пятаки», «химки», марихуану, которую в сезон курили почти все. Странный, сладковатый дымок. Очень характерный…

Вообще-то смешно. Приехав в «зону», я сначала не мог понять: люди ведут себя как пьяные, а запаха нет. Потом понял…




Человек или человек-компьютер

Меня лично тюрьма тоже, несомненно, изменила, несмотря на то, что я сюда попал, будучи уже взрослым и устоявшимся человеком. Наиболее сильной переоценке подверглось понимание важности отношений с близкими людьми, семьей. Да и понимание мира стало несколько другим. Думаю, по моим статьям это заметно.

Хотя точнее всех эти изменения оценит моя жена, когда мы наконец опять встретимся.

Происходят ли в тюрьме вспышки злости, отчаяния, можно ли себя контролировать? Да, да и да. И отчаяние бывало, и злость. Мне помогает выплескивание подобных эмоций на бумагу. Собственно, и в обычной жизни себя приходилось «очень контролировать».

Окружающие считают меня безэмоциональным. Человеком-компьютером. Возможно, где-то это и так. Порог эмоционального возбуждения у меня действительно необычно высок. Чтобы разозлить, надо чтобы произошло что-то поистине необычное.

Вообще, конечно, хотя все понимаешь, сначала очень задевает явная несправедливость происходящего даже в мелочах.

Первое судебное заседание в Басманном суде было для меня шоком. Тебя попросту не слышат. Эй, погодите, а обосновать? Может, вы все придумали? Почему ваше слово дороже моего? Почему из-за вашей паранойи я должен сидеть в тюрьме?

Твои вопросы никому не интересны. Как и пустая бумажка закона.

Думаете, не накатывает? Накатывает. Просто с какого-то момента начинаешь понимать: попал в плен к инопланетянам. Они — не враги, не фашисты, просто «чужие», с похожей внешностью. Говорить с ними не о чем. И успокаиваешься.

Со временем я стал воспринимать тюрьму, суды, следователей как явления природы, которые можно изучать, но на которые не нужно эмоционально реагировать.

Эмоционально здесь самое тяжелое — неизвестность. Не того, что произойдет лично с тобой, а происходящее дома, с семьей, с друзьями. Причем иногда проходят дни и даже недели, прежде чем появляется ясность. Возможность что-то узнать, переспросить. Конечно, телефонов в тюрьме хватает, и для многих это спасение, но далеко не всем они доступны. Мне, например, нет.

Хотя и твою собственную судьбу держат в тайне даже по мелочи. Такое психологическое давление. Куда вызывают, зачем ведут — никто и никогда не скажет. «С вещами», «без вещей», «с документами», «без документов», «по сезону» (в смысле надеть верхнюю одежду).

Более того, если приходит следователь и приносит документ или документ приходит в тюрьму, а ты встречаешься с адвокатом, то документ тебе вручат обязательно «после». Цель понятна: чтобы не мог посоветоваться хотя бы еще несколько дней.

Унизительные обыски, которых бывало в Чите до шести в день, постепенно становятся безразличны. Плохо, конечно. Планка человеческого достоинства изменила свой уровень. Увы.

Тем не менее, если не хочешь опуститься, надо бороться в своей душе за каждую бытовую мелочь. Регулярная зарядка, чистота, ежедневная работа, вежливость в общении с любыми людьми — вроде все просто и естественно, но не тогда, когда из года в год тебя пытаются сломать «безнадегой», забвением, размывающими тюремными традициями.

Тюремное общество

Тюрьма способствует длинным разговорам на самые разные темы. Важен образовательный уровень сокамерников.

Консультации «по делу» в тюрьме достаточно обычны, поскольку «свой» адвокат не слишком частое явление, а адвокаты «по назначению» редко относятся к работе с душой. Вообще, хороший адвокат — большая удача.

Такие «профессиональные» консультации не очень сложны, как это ни смешно. Большая часть судей знает УК, УПК и пару решений пленумов Верховного суда — «О судебном приговоре» и «О назначении наказания». Да и то знают плоховато. Поэтому предсказать их возможные ошибки — дело несложное и практически безошибочное. Как и найти огрехи в приговоре, позволяющие обоснованно составить кассационную жалобу.

Скажу с полной ответственностью: в «своем» экономическом составе я разобрался очень глубоко, до уровня монографий и текущих научных дискуссий. С практической точки зрения — бессмысленное занятие. Этот уровень и для прокуроров, и для районного суда не интересен. Даже в «надзоре» таких специалистов — считаные единицы, но и они никогда без команды «сверху» не будут смотреть на «дело» столь глубоко. То есть все пойдет по накатанным рельсам, даже если рельсы давно признаны наукой ведущими в пропасть.

Под «пропастью» я понимаю системное противоречие между гражданской и уголовной правоприменительной практикой.

В общем, не забираясь «в дебри», в двух случаях из трех в любом приговоре есть за что зацепиться, чтобы потребовать пересмотра.

Реально кассационная инстанция пересматривает одно из 10 дел, надзорная — гораздо реже.

Спустя очень короткое время легко понимаешь, где правда, а где вранье.

Думаю, для большинства профессиональных судей это тоже не секрет. Просто замечать невыгодно.

Скажу откровенно: читать многие дела противно, от других — ощущение какого-то сюрреализма, то есть того, что люди живут в какой-то иной реальности.

Как вам, например, двухлетнее содержание русского человека в рабстве чеченской семьей, живущей в русской деревне? А это факт. И человек, которого осудили, в целом мне его подтвердил.

Конечно, попадаются очень интересные люди, с которыми можно поговорить о многом, даже о нефти и политике. Несмотря на иногда глубокое расхождение взглядов. Например, из известных — Владимир Квачков. Хотя здесь немало менее известных, но весьма серьезных и образованных людей.


Тюрьма меняет, или это возраст…

Что касается собственных ощущений… Тюрьма способствует и «самокопанию», и более глубокому анализу внешней действительности. Темп жизни замедляется. Очень любопытный парадокс: каждый день тянется медленно, а недели, месяцы и годы пролетают быстро.

Я замечал: для меня на свободе час — это было много, здесь — мгновение, стоит только поглубже уйти в свои мысли. Зато качество концентрации — абсолютное. Сокамерники не мешают: в уши затычки — и космос…

Относительно прочих изменений — не знаю даже, о чем говорить. Видимо, поскольку попал в тюрьму после 40, то как человек уже сложился.

Бытовые проблемы для меня не в новинку: в первые 30 лет жизни и стирал, и убирался, и горячая вода далеко не всегда была. Да и питание. Конечно, тюрьма — не дом, но родные заботятся, что-то передают, что разрешено. Нормально.

Наверное, единственная бытовая проблема, которая мешает, — отсутствие компьютера, доступа к информации. Пусть не оперативной, но даже справочной. Книг же в камеру много не возьмешь. Здесь помощь адвокатов — бесценна.

У меня всегда было полезное умение, здорово помогающее в тюрьме, — концентрироваться на задаче и отсекать все ненужные мысли. Такая «управляемая депрессия». Я полный рабочий день, восемь часов, дисциплинированно думаю об одной или нескольких «производственных» задачах. Делаю небольшие перерывы — для отдыха размышляю о чем-то приятном. Например, медленно, с удовольствием «обставляю» комнату мебелью и техникой.

После «рабочего дня» либо отключаю голову с помощью книжной или телевизионной жвачки, либо представляю семью, друзей. Вспоминаю, мечтаю. Повторю — это старая привычка, старое умение, оказавшееся полезным в тюрьме.

Что же касается отношения к людям… Жена считает, что я стал мягче, «человечнее». Не замечаю. Ядовит, но не особенно злопамятен, как и раньше.

Самое сложное для меня — было и остается — «выпустить эмоции наружу». Воспитан в представлении, что мужчине недостойно быть слишком эмоциональным. Подшучивать — да, иногда даже весьма едко. В том числе над собой, а особенно над властями предержащими. Но никогда не показывать реального отношения, реальных эмоций. Несложно, особенно потому, что сильных эмоций за пределами моей семьи, друзей у меня почти не бывает. Эмоционально отношусь к детям. Может, к близким и друзьям чуть более сентиментален. Как здесь отличишь последствия тюрьмы от возрастных изменений?

Ни прокуроры, ни Путин с Сечиным сильных эмоций не вызывают. Как осенний дождик: неприятное явление природы, не более того.

Источник: " Новая газета "


Верховный суд разбирается с УДО Лебедева в порядке надзора





Из Вельского суда запрошены материалы для проверки

Сегодня защитники Платона Лебедева получили (для сведения) нижеследующее письмо из Верховного суда, в котором судья Шурыгин испрашивает из Вельского суда материалы для проверки. При этом, поясняют адвокаты, какого-либо решения о возбуждении надзорного производства пока нет.

Напомним, что с надзорной жалобой на отказное решение судьи Распопова защита Платона Лебедева обратилась в ВС РФ

«Решения об отказе в УДО были явно произвольными»

Комментарий адвоката Владимира Краснова: "Ни одно из направлений борьбы Платон Лебедев не оставляет без внимания, ни одно нарушение закона и его прав - без последствий. За 9,5 лет в ходе его и Михаила Ходорковского карательного, политически мотивированного преследования "правоохранители" много чего нагородили. "Авгиевы конюшни" "басманного правосудия" должны быть и будут вычищены".


Председателю Верховного Суда РФ
Лебедеву В.М.
Адвокатов
Краснова В.Н.

Мирошниченко А. Е.

В защиту П.Л.Лебедева

Надзорная жалоба
(в порядке ст.ст. 402-404 УПК РФ)

Постановлением Вельского районного суда Архангельской области от 27 июля 2011 года было отказано в удовлетворении ходатайства об условно-досрочном освобождении П.Л. Лебедева. Кассационная жалоба защиты на это постановление была оставлена без удовлетворения определением Судебной коллегия по уголовным делам Архангельского областного суда от 16 сентября 2011 года. Указанные судебные акты были обжалованы в надзорном порядке в Президиум Архангельского областного суда. Судья Атабиев А.Д. своим постановлением от 8 августа 2012 года, также как и и.о. Председателя областного суда Буньков В.Г. решением от 26 сентября 2012 года в возбуждении надзорного производства отказали (копии судебных решений прилагаются).

Важнейший аргумент надзорных жалоб состоял в том, что по жалобе П.Л.Лебедева в связи с отказом в его условно-досрочном освобождении Конституционный Суд РФ вынес Определение от 1 марта 2012 г. №274-О-О, в котором подтверждено несоответствие применения норм права в конкретном деле их конституционно-правовому истолкованию. Несмотря на общеобязательность решений Конституционного Суда РФ на любой стадии уголовного судопроизводства, в решении и.о. Председателя Архангельского областного суда от 26.09.2012 г. с надуманной ссылкой на ст.415 УПК РФ указано, что Президиум областного суда в перечень субъектов, обладающих правом возбуждения надзорного производства ввиду новых или вновь открывшихся обстоятельств, не входит (с.2 абз. 6 решения). В соответствии с нормой ч.1ст.415 УПК РФ к таким субъектам отнесен прокурор. Антиконституционная позиция органов прокуратуры в этом деле проявилась и в том, что они сделали все, чтобы этим своим правом, которое является обратной стороной их надзорной обязанности, не пользоваться. В соответствии с ч.5ст.415 УПК РФ пересмотр судебных актов в порядке надзора при наличии оснований, предусмотренных ст.413 УПК РФ (которое – наличие – будет обосновано ниже), осуществляется Президиумом Верховного суда РФ по представлению Председателя Верховного суда РФ. Именно поэтому настоящая жалоба направляется в адрес Председателя Верховного суда РФ.

Считаем указанные судебные акты незаконными, принятыми вопреки нормам закона, их толкованию Конституционным Судом РФ и судебной практике Верховного суда РФ и подлежащими отмене в надзорном порядке.

Правовую базу рассмотрения ходатайства об условно-досрочном освобождении от отбывания наказания (далее УДО) составляют соответствующие нормы уголовного, уголовно-процессуального и уголовно-исполнительного кодексов РФ, основанных на Конституции РФ. Исключительное право толкования этих, как и всех других норм законодательства на предмет соответствия Конституции РФ принадлежит Конституционному Суду РФ (ст.125 Конституции РФ). При этом в силу положений ст.ст.6, 79 и 106 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде РФ» его решения имеют обязательное значение для всех представительных, исполнительных и судебных органов государственной власти. Существенным основанием для отмены обжалуемых судебных актов является демонстративное игнорирование в них конституционно-правового истолкования Конституционным Судом РФ норм законодательства, которыми регулируется рассмотрение вопросов об УДО.

В постановлении от 27.07.2011 Вельский суд указал: «Детализируя положения ст.79 УК РФ, уголовно-исполнительное законодательство в ст.9 УИК РФ нормативно определяет понятие исправления, а в ст.175 УИК РФ законодательно закрепляет критерии, свидетельствующие о том, что для дальнейшего исправления осужденный не нуждается в полном отбывании назначенного судом наказания: частичное или полное возмещение причиненного ущерба, раскаяние в совершенном деянии, иные сведения, свидетельствующие об исправлении осужденного» (с.3 абз. посл. - с.4 абз.1). На этом основании суд отказал в удовлетворении ходатайства об УДО, указав на «отсутствие намерений Лебедева П.Л.» к погашению гражданского иска в «добровольном порядке» (с.5 абз. посл.), а также, что Лебедев «в содеянном не раскаивается» (с.6 абз.2).

Судебная коллегия Архангельского областного суда с указанными утверждениями согласилась и от себя добавила следующее: «По смыслу ст.175 УИК РФ основаниями для применения условно-досрочного освобождения являются сведения о том, что для дальнейшего исправления осужденный не нуждается в полном отбывании назначенного судом наказания, поскольку в период отбывания наказания он частично или полностью возместил причиненный ущерб или иным образом загладил вред, причиненный в результате преступления, раскаялся в совершенном деянии, а также иные сведения, свидетельствующие об исправлении осужденного» (с.6 абз. 6). И далее: «Вопреки доводам осужденного и его представителей, сделанный на основании совокупности обстоятельств по делу вывод суда (первой инстанции) об отсутствии раскаяния Лебедева П.Л. в преступлениях, за совершение которых он отбывает наказание по вступившим в законную силу приговорам, нарушением закона не является и права осужденного на защиту не ущемляет» (с.7 абз.6 кассационного определения).

Судьи, рассматривавшие дело в надзорном порядке, вообще отказались от анализа аргументов жалоб, ограничившись голословным утверждением о правильности выводов судов первой и кассационной инстанций.

Таким образом, по мнению этих судов, норма ч. 1 ст. 175 УИК РФ по своему конституционно-правовому смыслу в системе норм уголовного и уголовно-исполнительного законодательства якобы позволяет и даже предписывает отказывать в удовлетворении ходатайства об условно-досрочном освобождении, если осужденный не признает вину, не раскаивается в содеянном и не возмещает добровольно установленный приговором ущерб, т.е. не соглашается с ним (приговором) и в этой части, а отказ в УДО на основании отсутствия раскаяния – соответствует закону.

Как неоднократно указывал в своих решениях Конституционный Суд РФ, при рассмотрении вопроса об УДО суд обязан исходить из того, что «в силу признанного в правовом государстве принципа законности преступность деяния, а также его наказуемость и иные уголовно-правовые последствия определяются уголовным законом в данном случае - частями первой - пятой статьи 79 УК Российской Федерации, согласно которым достаточными основаниями для условно-досрочного освобождения лица, отбывающего наказание, являются признание его судом не нуждающимся в полном отбывании назначенного судом наказания...и фактическое отбытие указанной в законе части наказания» (Постановление от 27 февраля 2003 года N 1-П, Определение от 20 февраля 2007года №110-О-П).

При этом Пленум Верховного Суда РФ в постановлении от 21 апреля 2009г. №8 (в ред. постановления от 23 декабря 2010г. №31) «О судебной практике условно-досрочного освобождения от отбывания наказания…» в полном соответствии с предоставленным ему ст.126 Конституции РФ полномочием разъяснил, что при разрешении вопроса об УДО судам надлежит принимать во внимания только те обстоятельства, которые прямо указаны в законе.

Рассматриваемые в единстве эти установления высших судебных инстанций означают, что материально-правовой основой законного решения об УДО является именно Уголовный Кодекс РФ.

Общеобязательная правовая позиция по данному вопросу сформулирована Конституционным Судом РФ в Определении от 20.02.2007 г. №173-О-П: «Из положений части первой статьи 175 УИК Российской Федерации… не следует, что отсутствие в ходатайстве осужденного указания на те или иные сведения, в том числе на раскаяние в совершенном деянии, препятствует рассмотрению такого ходатайства или применению условно-досрочного освобождения от отбывания наказания. Нет также оснований рассматривать эти положения как придающие непризнанию лицом своей вины в совершении преступления значение обстоятельства, исключающего условно-досрочное освобождение, - более того, по смыслу закона, основаниями, предопределяющими возможность или невозможность применения условно-досрочного освобождения, являются обстоятельства, характеризующие личность осужденного и его поведение после постановления приговора, в период отбывания наказания».

Постановление Вельского районного суда, оставленное в силе определением Судебной коллегии по уголовным делам и надзорными инстанциями Архангельского областного суда, основано на толковании нормы ч.1ст.175 УИК РФ, в соответствии с которым отказ лица от раскаяния и признания вины якобы не позволяет удовлетворить его ходатайство об УДО. Следовательно, суд придал норме части 1 статьи 175 УИК РФ «иной смысл, нежели выявленный в результате проверки в конституционном производстве, чего в силу ст.ст. 118,125,126,127 и 128 Конституции РФ он делать не вправе» (Определение от 18.12.2007г. № 883-О-О).

В ходатайстве об УДО и судебных заседаниях П.Л. Лебедев и его адвокаты обосновывали неприемлемость такого подхода, в том числе в связи с продолжением законной процедуры обжалования приговоров, которые мы считали и считаем неправосудными, в надзорном порядке в Верховном Суде РФ и в ЕСПЧ. (Постановлением Председателя Верховного суда РФ В.М.Лебедева от 24 июля 2012 г. (дело №5-Д12-24) возбуждено надзорное производство по этим приговорам). Конституционный Суд РФ в Постановлении от 2 февраля 1996 г. №4-П указал, что «лишение права оспаривать осуждение явно умаляет достоинство личности. Между тем в соответствии со статьей 21 Конституции Российской Федерации ничто не может быть основанием для его умаления». Из конституционно-правового смысла этой статьи вытекает недопустимость оказания давления на личность, ограничения права на защиту своего достоинства, охрана которого является обязанностью государства, обеспечивающего возможность каждому отстаивать свои права в споре с любыми органами и должностными лицами. Однако суды под предлогом возможного положительного решения по УДО фактически понуждали П.Л. Лебедева к «раскаянию», т.е. к свидетельствованию против себя.

Особый цинизм понуждения П.Л. Лебедева к раскаянию, как условия возможного удовлетворения ходатайства об УДО, заключается в том, что, как установлено многочисленными и не опровергнутыми судебными решениями различных юрисдикций и заявлениями российских и международных организаций и общественных деятелей, уголовное преследование М.Б. Ходорковского и П.Л. Лебедева является политически мотивированным. Сразу после вынесения приговора по так называемому «второму делу ЮКОСа» авторитетная международная организация Эмнести Интернейшенл (Amnesty International) признала их узниками совести. При таких обстоятельствах требования о свидетельствовании против себя и признании вины означали попытку добиться от П.Л. Лебедева демонстрации лояльности к действующей власти, по чьей злой воле он десятый год отбывает наказание за несовершенные преступления, что позволило бы, по их мнению, дезавуировать доказанный политический характер его уголовного преследования.

Таким образом, суды в обжалуемых решениях возможность реализации права П.Л. Лебедева на условно-досрочное освобождение увязывали с условием его свидетельствования против себя, что противоречит статье 51 Конституции РФ.

Учитывая такую антиконституционную, противоправную позицию судов, П.Л.Лебедев обратился в Конституционный Суд РФ с жалобой. В ней ставился вопрос о несоответствии Конституции РФ нормы ч.1ст.175 УИК РФ. По жалобе гражданина Лебедева П.Л. Конституционный Суд РФ 1 марта 2012 года вынес Определение №274-О-О (прилагается). В нем Суд подтвердил ранее неоднократно сформулированную им позицию о том, что норма ч.1ст.175 УИК РФ, со ссылкой на которую были приняты обжалуемые решения, в ее конституционно-правовом истолковании не дает оснований судам рассматривать отсутствие в ходатайстве осужденного указания на те или иные сведения, в том числе на признание вины и раскаяние в совершенном деянии, как препятствие для условно-досрочного освобождения от отбывания наказания. В этом решении Конституционный Суд РФ предписал судам общей юрисдикции «при решении вопроса о наличии оснований для условно-досрочного освобождения осужденного от отбывания наказания…применять часть первую статьи 175 УИК Российской Федерации с учетом правовых позиций, выраженных Конституционным Судом Российской Федерации в настоящем Определении» (выделено нами). Таким образом, Конституционный Суд РФ признал, что в конкретном деле правы были П.Л. Лебедев и его защита, а не суды, отказавшие ему в УДО, и что по отношению к П.Л Лебедеву. норма ч.1ст.175 УИК РФ была применена вопреки выявленному ранее Конституционным Судом РФ общеобязательному смыслу.

Определение Конституционного Суда РФ от 1 марта 2012 г. №274-О-О является новым обстоятельством (ст.413 УПК РФ). При этом днем открытия новых обстоятельств считается дата вступления в силу решения Конституционного Суда, т.е. в данном случае - 1 марта 2012 года.

В Постановлении Конституционного Суда РФ от 28 февраля 2012 года №4-П сформулирована следующая общеобязательная позиция: «Юридической силой решения Конституционного Суда Российской Федерации, в котором выявляется конституционно-правовой смысл нормы и тем самым устраняется неопределенность в ее интерпретации с точки зрения соответствия Конституции Российской Федерации, обусловливается невозможность применения данной нормы (а значит, прекращение действия) в любом другом истолковании, расходящемся с ее конституционно-правовым смыслом, выявленным Конституционным Судом Российской Федерации. Иное – в нарушение статьи 125 (части 4 и 6) Конституции Российской Федерации и части третьей статьи 79 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» – означало бы возможность применения нормы в прежнем ее понимании, не соответствующем Конституции Российской Федерации и, следовательно, влекущем нарушение конституционных прав граждан, в том числе заявителя».

В Определении от 11.11.2008 N 556-О-Р Конституционный Суд сформулировал правовую позицию, определяющую юридические основания и конкретный механизм последующего пересмотра по результатам конституционного судопроизводства решений судов общей юрисдикции по делам заявителей, основанных на применении нормы в ее неконституционном истолковании, повлекшем нарушение конституционных прав и свобод граждан. Согласно этой позиции, решение Конституционного Суда РФ, в котором норма признается соответствующей Конституции РФ лишь в определенном конституционно-правовом смысле, одновременно означает признание данной нормы не соответствующей Конституции РФ в другом – неконституционном смысле. Поэтому на такое решение распространяются юридические последствия признания нормы не соответствующей Конституции РФ, предусмотренные ч.2 ст. 100 Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации". Эта норма определяет последствия принятия решений Конституционного Суда Российской Федерации и устанавливает, что они в соответствии со статьями 15 (часть 1) и 76 (часть 3) Конституции РФ обладают приоритетом перед любым федеральным законом, распространяются на любые процессуальные стадии, а также на все виды судопроизводства, предусмотренные Конституцией РФ.

В Постановлении Конституционного Суда РФ от 28 февраля 2012 года №4-П в этой связи подчеркнуто, что при таких условиях «пересмотр дела заявителя компетентным органом в обычном порядке» гарантируется. Применительно к нашему случаю это означает, что Председатель Верховного суда РФ (компетентный орган) в надзорном (обычном) порядке обязан гарантировать пересмотр дела Лебедева П.Л. (заявителя в Конституционный Суд РФ).

В Постановлении Конституционного Суда РФ от 8 ноября 2012 года №25-П в связи с жалобой ОАО «Транснефтепродукт» обоснованно констатируется, что «неисполнение либо ненадлежащее исполнение решений Конституционного Суда Российской Федерации, общеобязательность которых имеет конституционно-правовое основание, не только наносит ущерб интересам правосудия, но и подрывает у граждан доверие к судам и в целом к государству, обязанному признавать и защищать права и свободы человека и гражданина».

Следовательно, Определение Конституционного Суда РФ от 1 марта 2012 года №274-О-О, установившее нарушение конституционных прав П.Л. Лебедева, должно быть воспринято судом надзорной инстанции при оценке правильности истолкования и применения норм материального и процессуального права в обжалуемых судебных решениях в качестве безусловного основания для их отмены (статьи 381, 382, 409,413 УПК РФ).

Указанное обстоятельство является существенным, фундаментальным, необходимым и достаточным основанием для удовлетворения настоящей жалобы. Другие основания носят дополнительный характер и состоят в следующем.

В постановлении Вельского районного суда констатируется, что за время нахождения в ФКУ ИК-14 П.Л. Лебедев законно наложенных взысканий не имел (с.5 абз. 1 и 2). Вместе с тем, суды первой и кассационной инстанций положили в основу обжалуемых решений указание на то, что за весь период нахождения в исправительных учреждениях до поступления в ФКУ ИК-14 УФСИН по Архангельской области к нему неоднократно применялись меры наказания. Вывод суда первой инстанции: Лебедев П.Л. «на протяжении длительного времени допускал нарушения установленного порядка отбывания наказания», хотя при этом справедливо констатируется, что «в настоящее время вышеуказанные взыскания погашены в установленном порядке» (с.6 абз.2 и с.4 абз. предпоследний постановления соответственно). Судебная коллегия в свою очередь указала, что «за весь период отбывания наказания поведение осужденного не было правопослушным, на протяжении длительного времени он систематически – 16 раз допускал нарушения порядка отбывания наказания» (с.7 абз.2 определения). Окончательный вывод суда кассационной инстанции: «Исходя из количества и характера допущенных осужденным нарушений, нельзя сделать вывод о том, что для своего исправления он не нуждается в дальнейшем отбывании наказания» (там же, абз.6). В постановлении судьи Атабиева А.Д. от 8 августа 2012 г. в этой связи указано: «Несмотря на то, что наложенные на Лебедева П.Л. взыскания погашены, суд обоснованно учел допущенные им нарушения в качестве данных, характеризующих его поведение» (с.3 абз.1).

Такой подход противоречит закону (ч.8 ст.117 УИК РФ) и судебной практике. В обзоре надзорной практики Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РФ за 2006 год указывалось: «Ссылку судьи на то, что (лицо) имела взыскания и это характеризует ее как склонную к нарушению установленного порядка отбывания наказания, нельзя признать убедительной, поскольку нарушения совершены в другом исправительном учреждении и к моменту рассмотрения ходатайства являются погашенными, поэтому не могли быть учтены при принятии решения по делу» (БВС РФ 2007, №12, С.21).

Суды также попытались оправдать отклонение ходатайства об УДО тем, что П.Л. Лебедев якобы не возместил материальный ущерб по гражданскому иску, удовлетворенному Мещанским судом в 2005 г. Тем самым обжалуемые решения были вынесены вопреки фактическим обстоятельствам, подтвержденным документами, представленными защитой и исследованными в судебных заседаниях. Эти материалы доказывали, что по состоянию на день рассмотрения ходатайства об УДО все гражданские иски в отношении П.Л. Лебедева были полностью погашены за счет изъятия и реализации арестованного имущества. Кроме того, в приводившемся выше обзоре надзорной практики Верховного Суда РФ указывалось: «Что же касается доводов суда первой инстанции о том, что (лицо) не возместила причиненный ее действиями материальный ущерб, то данное обстоятельство не является препятствием для применения к ней условно-досрочного освобождения». На ту же тему в надзорном определении Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РФ от 21 февраля 2007 года по делу № 2-ДО7-4 разъясняется: «Отказ в удовлетворении ходатайства С. об условно-досрочном освобождении по тем мотивам, что им не погашена большая сумма долга по исполнительным листам, не основан на законе». По смыслу Определения Конституционного Суда РФ от 1 марта 2012 г. №274-О-О, вынесенного по жалобе П.Л Лебедева., доводы Вельского районного и Архангельского областного судов об отсутствии у П.Л. Лебедева намерений к «добровольному возмещению» якобы причиненного ущерба, как об одном из оснований отказа в удовлетворении ходатайства о предоставлении ему УДО, не основаны на законе и противоречат конституционно-правовому истолкованию нормы ч.1ст.175 УИК РФ.

Суды в обжалуемых решениях, ссылаясь на сведения о личности П.Л., Лебедева, не привели ни одного обстоятельства, основанного на конкретной норме закона, которое препятствовало бы применению к нему условно-досрочного освобождения от дальнейшего отбывания наказания. Судебные решения в этой части содержат лишь голословные фразы, носящие необоснованно негативный характер. В то же время кассационная и надзорные инстанции оставили без внимания требование жалоб защиты дать оценку факту игнорирования судом первой инстанции объективной положительной характеристики СИЗО – 1 УФСИН России по г. Москве от 23 мая 2011 года (т.3 л.д.187), где П.Л. Лебедев содержался последние два года.
Суды проигнорировали приобщенные к материалам производства и исследованные в судебном заседании заявление Российской объединенной демократической партии Яблоко, диплом, подтверждающий, что по результатам опроса читателей «Новой газеты» Лебедев П.Л. признан «Человеком 2010 года», а также мнение более 1000 граждан в поддержку УДО П.Л., Лебедева, т.е. юридические факты, имевшие место после постановления приговора. Вопреки этим фактическим обстоятельствам в постановлении от 27 июля 2011 г. (с.3 1 абз.) суд согласился с заведомо ложным утверждением прокурора, что представленные в судебном заседании характеризующие П.Л. Лебедева сведения якобы «учтены при постановлении приговора».

Решения Вельского районного и Архангельского областного судов нарушили принцип правовой определенности. П.Л. Лебедев обоснованно полагал, что при рассмотрении его ходатайства об условно-досрочном освобождении будет применен подход, сформулированный Конституционным и Верховным Судами РФ, который в обжалуемых судебных актах был проигнорирован без объяснения мотивов и оснований для такого игнорирования. Решения об отказе в УДО, которое основано на заведомо ложном утверждении, что у П.Л. Лебедева имелись взыскания, которые на самом деле погашены, на том основании, что он не признал вину и не раскаялся, а также отказался в добровольном порядке погашать так называемый ущерб, были явно произвольными, что в итоге обусловило явную антиконституционность и незаконность обжалуемых судебных актов и основания для их отмены.

Подход Вельского районного и Архангельского областного судов к разрешению вопроса об УДО П.Л. Лебедева получил критическую оценку авторитетных специалистов и общественных деятелей, которые приводились в кассационной жалобе. В определении суда кассационной инстанции приведенные оценки отвергнуты со следующим обоснованием: «Не может служить основаниями для вмешательства (!?) в судебное решение и указанная авторами жалоб критическая оценка постановления суда первой инстанции политическими и общественными деятелями, а также представленная адвокатами оценка судебного решения региональной общественной организацией «Независимый экспертно-правовой совет», в котором выражено мнение о несоответствии выводов суда положениям ч.3ст50, ст.51 Конституции РФ и пар. 1 ст. 6 Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод, поскольку данная оценка не основана на всестороннем, полном и объективном исследовании всех обстоятельств настоящего дела» (с.8 абз. посл. – с.9 1 абз.). Данное «обоснование», оставленное без изменений в надзорном порядке, свидетельствует только о том, что у судей не имелось законных аргументов для опровержения представленных П.Л. Лебедевым и его адвокатами и приобщенных в установленном порядке к материалам кассационного производства вышеуказанных документов, которые должны были быть оценены судом по правилам ст.ст. 15,17,85,88 УПК РФ (указанные материалы прилагаются).

Таким образом, исследованные в ходе судебных заседаний материалы доказывали, что к П.Л. Лебедеву на законных основаниях должно было быть применено условно-досрочное освобождение. Суды не опровергли на основе конкретных фактов и норм закона ни один аргумент защиты. Следовательно, в отношении П.Л. Лебедева допущено беззаконие, которое недопустимо в судебной системе правового государства.

Данный вывод подтверждает и заключение специалиста – доктора юридических наук, профессора Н.А. Лопашенко, полученное в установленном законом порядке, которое подлежит оценке судом надзорной инстанции в совокупности с другими материалами производства (адвокатский запрос и заключение прилагаются).

На основании изложенного, руководствуясь ст.ст. 21,46,50 и 51 Конституции России, конституционно-правовым истолкованием ст.79 УК и ч.1ст.175 УИК РФ, а также ч.2 ст.127, ст.ст.402-410,413 и 415 УПК РФ,

ПРОСИМ:

1. Удовлетворить данную надзорную жалобу и возбудить по ней надзорное производство.
2.Передать надзорную жалобу вместе с материалами производства в Президиум Верховного суда РФ.
3. Отменить постановление федерального судьи Вельского районного суда Архангельской области Распопова Н.М. от 27 июля 2011 года об отказе в применении к П.Л. Лебедеву условно - досрочного освобождения от дальнейшего отбывания наказания, кассационное определение Судебной коллегии по уголовным делам от 26 сентября 2011 года и решения надзорных инстанций Архангельского областного суда от 8 августа и 26 сентября 2012 года как не основанные на законе.
4.Рассмотрение настоящей жалобы провести с нашим личным участием.

Приложения:

1.Ордера адвокатов на 2 л.
2.Копия постановления Вельского районного суда Архангельской области от 27 июля 2011 г. на 3 л.
3.Копия определения Судебной коллегии Архангельского областного суда от 16 сентября 2011 г. на 5 л.
4.Копия постановления судьи Архангельского областного суда Атабиева А.Д. от 8 августа 2012 г. на 2 л.
5.Копия решения и.о. Председателя Архангельского областного суда Бунькова В.Г. от 26 сентября 2012 г. на 1 л.
6.Копия Определения Конституционного Суда РФ от 1 марта 2012 г. №274-О-О на 9 л.
7.Копия Доклада Совета при Президенте Российской Федерации по развитию гражданского общества и правам человека о результатах общественного научного анализа судебных материалов уголовного дела М.Б. Ходорковского и П.Л. Лебедева (рассмотренного Хамовническим районным судом г. Москвы с вынесением приговора от 27.12.2010 г.) на 77 л.
8.Копия Рекомендаций Совета при Президенте Российской Федерации по итогам проведения общественной экспертизы по уголовному делу М.Б.Ходорковского и П.Л.Лебедева на 5 л.
9.Копия публикации в блоге «Новой газеты» от 14 сентября 2011 г. на 4 л.
1 0.Адвокатский запрос и заключение специалиста Лопашенко Н.А. на 40 л.

Адвокаты Краснов В.Н.


Мирошниченко А.Е.

7 декабря 2012 г.















Источник: Прессцентр Ходорковского

Прокуратура может лишиться 17 млрд рублей из «дела Ходорковского-Лебедева»







Уполномоченный по правам человека в РФ Владимир Лукин подал в Президиум Мосгорсуда надзорную жалобу на мещанский приговор (плюс комментарии защиты)


4 декабря 2012 года Уполномоченный по правам человека в Российской Федерации Лукин В.П. подал надзорную жалобу в Президиум Московского городского суда Российской Федерации на приговор Мещанского районного суда г.Москвы от 16.05.2005, вынесенный в отношении Платона Лебедева и Михаила Ходорковского.

В 2005 году гражданский иск, заявленный Министерством по налогам и сборам РФ (далее МНС) о возмещении причиненного имущественного вреда в размере около 17 млрд рублей, в том числе в виде неуплаты налогов примерно в той же сумме, был удовлетворен названным приговором в полном объеме.

Однако, в ходе проверки по жалобе Р. - адвоката Лебедева, было установлено, что решением Арбитражного суда г.Москвы за год до приговора был также удовлетворен ряд требований МНС о взыскании с ОАО «НК» «ЮКОС» около 98 млрд рублей, в том числе, требование, прозвучавшее в уголовном деле. Таким образом, имело место повторное взыскание ущерба в рамках уголовного и арбитражного судопроизводств (в данных делах имел место один и тот же предмет и одни и те же основания иска). В обоих решениях судами устанавливались факты применения незаконной схемы уклонения от налогообложения с помощью зарегистрированных в Свердловской области юридических лиц.

В связи с этим, Уполномоченный по правам человека обратился с надзорной жалобой с просьбой изменить приговор в части, касающегося гражданского иска МНС к осужденным, отказав в его удовлетворении. Этот вывод тесно связан с ранее рассмотренным вопросом об УДО в отношении Платона Лебедева.

* * *

Комментарий адвоката Владимира Краснова: Действительно, в Вельске и Архангельске прокуроры, выступая против удовлетворения ходатайства об УДО Лебедева, ссылались в том числе и на непогашение гражданских исков по мещанскому приговору. Поэтому после кассационных слушаний в Архангельске защита Лебедева обратилась к Уполномоченному по правам человека с просьбой разобраться в этом вопросе в пределах его компетенции. Обращение господину Лукину направил адвокат Константин Ривкин, также мы представили соответствующие документы.

Дело в том, что по второму приговору удовлетворенных гражданских исков нет, и поэтому этими 17 млрд прокуратура размахивает особенно активно. Размахивает, несмотря даже на то, что Конституционный суд неоднократно разъяснял, что непризнание вины, отсутствие раскаяния, а также добровольного возмещения ущерба не является препятствием для УДО.

Поскольку налоговая служба 98 млрд с ЮКОСа действительно получила, то эти 17 млрд должны просто «схлопнуться», и тогда ни у Лебедева, ни у Ходорковского долга по гражданскому иску по первому приговору просто не будет. Это дополнительно усилит наши позиции при рассмотрении в Верховном суде нашей надзорной жалобы на отказ в УДО.

То есть разрешение этого вопроса по инициативе Лукина, за что мы ему, естественно, очень признательны, дополнительно лишит прокуратуру тех псевдоаргументов, которыми они пользовались при рассмотрении УДО Лебедева в Вельске и Архангельске.

Источник: Официальный сайт уполномоченного по правам человека в РФ, 25.12.2012

«Ходорковский, Лебедев, далее везде»







Адвокат Константин Ривкин, 8 лет защищавший Платона Лебедева, написал книгу о "деле ЮКОСа". В начале следующего года она выйдет в печать (сегодня: фрагменты книги и интервью с автором).

Насколько уникальна судьба самых известных зеков России Михаила Ходорковского и Платона Лебедева?

Константин Ривкин, адвокат бывшего совладельца ЮКОСа Платона Лебедева на протяжении последних девяти лет, обобщил опыт, полученный в деле ЮКОСа, написав книгу под названием «Ходорковский, Лебедев, далее везде», которая выходит в печать в начале 2013 года. «Совершенно секретно» публикует отрывки из этой работы, ставшей правовым и политическим диагнозом сегодняшней России. Книга посвящена памяти еще одного фигуранта дела ЮКОСа – не дожившего до суда Василия Алексаняна.

***
Несмотря на безусловную уникальность дела ЮКОСа в части супермассированной атаки властных структур на одну из лучших отечественных нефтяных компаний, все же такая ситуация выдается из общего ряда лишь масштабом бедствия. Сами по себе «наезды» представителей государственных органов на бизнес давно уже стали обыденностью. Но без понимания истинных причин данного социально опасного явления невозможно выработать противоядие.

К сожалению, есть все основания констатировать, что для бизнес-сообщества создаются такие условия, когда едва ли не любое лицо, занимающееся предпринимательством, может быть подвергнуто уголовным репрессиям со всеми вытекающими отсюда негативными последствиями. Не случайно в средствах массовой информации все чаще используется такой термин, как «геноцид бизнеса».

…Во второй половине 90-х годов в России начали активизироваться представители силовых структур, имевшие свои интересы в предъявлении предпринимателям налоговых претензий, чаще всего совершенно необоснованных. Из тех времен мне вспоминается разговор с начальником следственного отдела налоговой полиции, которого я спросил, как его подчиненные собираются доказывать обязательный в таких случаях прямой умысел в действиях моего подзащитного, привлекавшегося по ст. 199 УК РФ по обвинению в уклонении от уплаты налогов с организаций. Ответ был сколь откровенен, столь и циничен: «Ничего доказывать мы не будем. Направим дело в суд, и, будьте уверены, – он вынесет обвинительный приговор. Я считаю, что человек, с того момента как он дал согласие стать генеральным директором коммерческой фирмы, должен начинать сушить сухари».

От практики частных наездов «правоохранителей» с целью выполнить требуемый начальством план, попутно по возможности пополнить казну, а заодно подзаработать к государственной политике «закошмаривания» бизнеса и огульных «посадок» дело подошло к началу 2000-х годов. К тому времени для уголовных репрессий созрели все условия.

Во-первых, была необходимость ликвидировать последствия созданного самим государством, а точнее – его первыми лицами дефолта 1998 года. Не удивительно, что взоры ликвидаторов обратились на частный сектор экономики, с которого предстояло взимать в самых различных формах повышенную дань, попутно почему-то регулярно призывая к социальной ответственности. Для нежелающих понимать свою добровольно-принудительную роль «дойной коровы» среди прочих средств воздействия был припасен Уголовный кодекс. Во-вторых, к этому времени оперативные, следственные, прокурорские органы и суды наработали определенный опыт апробации новых норм уголовного закона. Речь прежде всего идет о таких составах, включенных в специальную главу 22 УК РФ («Преступления в сфере экономической деятельности»), как незаконное предпринимательство, незаконная банковская деятельность, легализация (отмывание денег, добытых преступным путем), незаконное получение кредита, фиктивное и преднамеренное банкротство и ряд других.

Ретивость оперативных сотрудников и следователей очень часто доходила до абсурда, когда они, привлекая человека к уголовной ответственности, даже не пытались задумываться над тем, а обладают ли
его действия на самом деле хоть какой-нибудь социальной опасностью, наличия которой требует закон, чтобы говорить о совершении именно преступления. Вспоминаю, что едва ли не первое в Москве уголовное дело о легализации выглядело следующим образом. Предприниматель средней руки имел скромный бизнес, относившийся в то время к числу лицензируемых. Незадолго до очередного истечения срока лицензии он подал необходимый пакет документов в лицензирующий орган, но тот выдачу разрешения затянул. В результате коммерсанту около двух месяцев пришлось работать без лицензии. Прознавшие об этом сотрудники милиции возбудили против него уголовное дело о незаконном предпринимательстве (ст. 171 УК в старой редакции), а затем еще и обвинили в легализации (ст. 174-1), усмотрев такие действия в уплате налогов (!) с доходов, полученных за указанные 2 месяца!

Наконец, третьей и, пожалуй, самой главной причиной явилось усиление в составе правительства сторонников антирыночного направления, стоявших, говоря словами бывшего вице-премьера и министра финансов Алексея Кудрина, за «глубокое госучастие» («Ведомости», 12 декабря 2011 года). Именно эти люди, обладающие большой властью и широкими полномочиями, направили свою деятельность на передел уже сложившегося рынка в пользу чиновничье-государственного аппарата, при этом, безусловно, не забывая о своекорыстных интересах.

Вспоминаю, как примерно в те времена один мой знакомый, вращавшийся «в верхах», помимо прочего, в разговоре сообщил, что «там» зреет идея создания мощной нефтяной государственной корпорации. Впрочем, особым секретом это не являлось. Если взять в архиве, например, журнал «Компания» за апрель 1999 года (№13), то в статье под весьма красноречивым названием «Без государства в России долго не живут» как раз и обсуждались варианты возникновения такой структуры. По этому поводу здесь было безапелляционно сказано: «То, что такая компания рано или поздно будет создана, – сомнению не подлежит». В качестве одной из платформ для формирования государственной нефтяной компании (ГНК) довольно прозорливо указывалась «Роснефть». И даже применительно к методам создания государственного монстра авторы делали весьма точный прогноз: «Государственная компания на то и государственная, что государство имеет возможность при необходимости подключить к решению своих проблем органы, весьма далекие от управления нефтяной отраслью». В подтверждение этих слов давалась ссылка на брифинг в МВД РФ, где заместитель начальника главка по борьбе с экономическими преступлениями привел несколько коммерческих структур в качестве примера «неправильной» приватизации и в связи с этим не исключил возможности ее пересмотра в отношении этих компаний. В статье далее говорилось: «Надеемся, что все догадываются, где эти компании окажутся в случае пересмотра итогов приватизации – естественно, в ГНК».

Интересно, кому из прочитавших эти строки неизвестно, что в итоге жертвой для заклания стала нефтяная компания ЮКОС, чьи руководители отчасти оказались за пределами страны, а отчасти – в «местах не столь отдаленных», с букетом составов преступлений, которыми обильно насыщены разделы УК, посвященные посягательствам на собственность и нарушениям в области экономической деятельности. А сама преуспевающая компания была на основе весьма сомнительных налоговых претензий обанкрочена и при помощи явно подставных современных «рогов и копыт» под громким названием «Байкалфинансгрупп» скуплена на корню уже упоминавшейся «Роснефтью», в итоге ставшей самой большой нефтегазодобывающей компанией России.

***
…Платон Лебедев, давая интервью тому же журналу «Компания» в декабре 2002 года, то есть за полгода до начала преследования нефтяной компании, заявлял: «От неразумности наших политиков нет никакой гарантии… У меня нет «страховки» от правительства Российской Федерации. У меня нет гарантии, что, если будет совершена очередная глупость, мне покроют все убытки. Скорее всего, будет наоборот». Далее он сказал о том, что, «если взаимодействие власти и бизнеса станет более «цивилизованным», будет лучше. Как теперь общеизвестно, пожелание бизнесмена, к сожалению, не оправдалось, а сам он оказался за решеткой.

Михаил Ходорковский, по сути, заблаговременно предсказал даже способ вмененного ему впоследствии хищения. В интервью, показанном по пермскому телевидению 7 июля 2003 года (за 2,5 месяца до своего ареста), он на примере с изменением во времени масштаба цен пояснил, что обратную силу закона недобросовестные его применители вполне могут использовать для обвинений в мошенничестве. Что в итоге и произошло с самим Ходорковским на втором судебном процессе, прошедшем в 2009–2010 годах в Хамовническом суде Москвы, хотя здесь использовалась разница в ценах не во времени, а в пространстве.

***
На примере дела ЮКОСа я видел, как бригады следователей формируются за счет сотрудников, прикомандированных из регионов в столицу. «Пехота» выполняет основной массив заданий, определяемый им коллегами из федерального органа, не особо задумываясь над их законностью и необходимостью. Зато оправдавшие доверие бригадира могут рассчитывать на включение в штат главного следственного органа страны с дальнейшим ростом либо на существенное повышение в должности после возвращения в родные пенаты.

Чтобы не быть голословным, скажу, что привлеченный в 2003 году из Волгоградской области член следственной группы Валерий Алышев через определенное время был принят на должность следователя по особо важным делам Следственного комитета, затем возглавил расследование по второму делу Михаила Ходорковского и Платона Лебедева, а в декабре 2011 года указом президента РФ Дмитрия Медведева назначен на должность руководителя управления по расследованию особо важных дел о преступлениях против государственной власти и в сфере экономики в Главном следственном управлении Следственного комитета России. Не менее активный член следственной группы, ранее трудившийся в прокуратуре города Ельца Руслан Ибиев назначен на высокий пост руководителя следственного управления СК по Уральскому федеральному округу.

Начинавшие расследование по делу ЮКОСа штатные следователи Главного следственного управления Генеральной прокуратуры РФ также не избежали существенных повышений в должности. Салават Каримов, поработав какое-то время первым заместителем прокурора Башкирии, стал советником Генерального прокурора РФ. Его коллега, старший следователь по особо важным делам Михаил Безуглый вырос до начальника отдела, а 10 июля 2009 года был назначен заместителем прокурора Астраханской области.

Если же попытаться как-то классифицировать следователей, работавших по делу ЮКОСа, то, наверное, в основу следует положить субъективное отношение к работе, обусловленное степенью понимания сущности решаемой задачи и ее оценкой. В связи с этим я, наверное, не ошибусь, если скажу, что самую большую группу составят те, кого можно назвать «пофигистами». Они, тяготясь получаемыми заданиями только в случае их избыточности, абсолютно равнодушно относятся к повседневной рутине, мало задумываясь над тем, кого и за что в данный момент привлекает к уголовной ответственности руководитель следственной бригады. Именно подобное безразличие влечет за собой появление в процессуальных документах глупостей и несуразиц, хотя часть из них на совести более активных, но малограмотных коллег «пофигистов». Такой типаж персонифицируется, лишь когда при выполнении очередного задания своего руководства совершит такое нарушение, которое не может остаться без внимания и реагирования защиты. И вот тогда он становится объектом жалоб, а порой и судебных разбирательств. Как раз таким людям посвящена широко известная фраза, заканчивающаяся словами «…именно с их молчаливого согласия происходят на земле предательства и убийства»…

Другое, хотя и малочисленное, но весьма опасное образование составляют идейные члены рассматриваемого сообщества. Практика показывает, что длительное нахождение в группе зачастую выводит таких субъектов на лидирующие позиции. Их следовало бы назвать «комиссарами», поскольку в основе «идейности» у таковых просматривается не что иное, как отголоски свойственного большевикам классового подхода, о проявлениях которого мы подробнее поговорим, когда речь зайдет о судьях. В сочетании с огромными властно-репрессивными полномочиями и жуткой правовой и экономической безграмотностью сия гремучая смесь в итоге дает Шарикова и Вышинского в одном флаконе.
Заседание суда. 2005 год



…Весьма осторожная в своих решениях международная правозащитная организация Amnesty International, дождавшись вердикта кассационной инстанции, утвердившего обвинительный приговор Хамовнического суда, признала Ходорковского и Лебедева узниками совести. Это, правда, не мешает российским чиновникам самого разного уровня использовать имя Ходорковского и его печальную судьбу как жупел в своих собственных интересах. Недавно мне рассказали такую историю. Действующий вице-премьер, отвечающий за строительство одного из крупных федеральных объектов и привлекший к реализации проекта предпринимателей, распекая одного из них на совещании за какие-то погрешности в части соблюдения сроков, свою гневную тираду закончил такими словами: «Я для тебя уже подыскал место на нарах рядом с Ходорковским». Тот, не искушая судьбу, быстро распродал все свои внутрироссийские активы и отбыл за границу.

Кстати, о Ходорковском. Можно его не любить и не одобрять методы ведения им бизнеса, но к словам человека, пробывшего в тюрьме без малого десяток лет и познавшего на себе все гримасы нашего правосудия, следует прислушаться. А он сказал следующее: «для уголовного дела и тюрьмы сейчас объективные основания не обязательны. Посадить могут любого, поскольку коррупция и игнорирование законов со стороны власти стали теперь тотальными» (Газета.ru, 2 декабря 2011 года)…

Что же касается работы защиты, чему во многом посвящена данная книга, то мы ни в коей мере не переоцениваем заслуги адвокатов, которые, возможно, где-то могли сработать лучше, а порой и достичь несколько больших результатов. В целом же задача раскрыть всем заинтересованным наблюдателям глаза на истинную сущность и причины обвинений против Михаила Ходорковского и Платона Лебедева была решена. И та реально возможная в данных конкретных условиях правовая помощь, в чем нуждались наши доверители, была оказана.

При этом в активе команды защитников на данный момент есть несколько полезных для всех практикующих юристов определений Конституционного суда РФ и постановлений ЕСПЧ. В свою очередь, Верховный суд РФ не один раз после активных и последовательных сражений адвокатов со всей судебной вертикалью принимал решения в пользу наших подзащитных. Кроме того, совместные усилия российских и иностранных юристов не раз позволяли одерживать победы по юкосовским делам в судах зарубежных юрисдикций.

Так что многое еще впереди.

* * *

Константин Ривкин: «Платон – не ангел, а я адвокат вредный»

Автор книги «Ходорковский, Лебедев, далее везде» ответил на вопросы «Совершенно секретно»

– Как известно, вы больше не адвокат Платона Лебедева. Почему?

– Рано или поздно любое дело для адвоката заканчивается. Я занимался делом ЮКОСа 8 лет – срок для адвоката уникальный. Каждый из адвокатов отрабатывал свою линию, и отрабатывал ее до конца. В моем случае это была линия, связанная с налоговыми эпизодами в первом деле, во втором я занимался координацией в команде защитников Лебедева. В какой-то момент у команды адвокатов появились другие задачи. К примеру, в деле по-прежнему работает Елена Липцер, которая занимается Европейским судом по правам человека – ЕСПЧ. Платон Леонидович Лебедев сказал, что отправляет меня в действующий резерв, чему я был рад.

– Есть ситуация, в которой вы сочтете возможным вернуться к делу ЮКОСа?

– Если Европейский суд по правам человека примет решение, что в первом процессе было нарушено право моего клиента на справедливое судебное разбирательство, то по процедуре Верховный суд РФ должен будет отменить приговор и отправить дело на повторное рассмотрение. Значит, опять придется вернуться к налоговым эпизодам, которыми я занимался. Я готов.

– Есть ли шанс на такое решение ЕСПЧ?

– Я бы был очень аккуратен в прогнозах. К сожалению, ЕСПЧ рассматривает дела очень долго. В нашем случае – уже много лет. И я не исключаю, что решение появится тогда, когда Лебедев уже выйдет на свободу. А теперь предположим, что решение – в нашу пользу. Что тогда? Отмена приговора, новое рассмотрение дела в суде… А человек, который только-только вышел на свободу, хочет забыть обо всем этом кошмаре и спокойно жить. Счастлив он будет от такого поворота событий?

– И никто не гарантирует, что российский суд не вынесет такой же приговор повторно.

– Да, подобные прецеденты уже были. Должен сказать, что российская власть делает все, чтобы отбить охоту у своих граждан обращаться в Европейский суд. А компенсации, которые назначает ЕСПЧ, ее абсолютно не волнуют, они закладываются в расходную часть государственного бюджета. То есть за ошибки российских судов расплачиваемся мы, налогоплательщики.

– Изменилось ли ваше отношение к Платону Лебедеву в процессе работы?

– Могу сказать, что сейчас, войдя в новое, тоже громкое дело, я часто думаю, как хорошо мы с Платоном Леонидовичем работали по сравнению с тем, с чем приходится сталкиваться сейчас. Сложности были. Он человек сколь талантливый, сколь мужественный, столь и непростой. Это отмечают практически все люди, которые с ним сталкивались, будь то подчиненные, будь то компаньоны, будь то адвокаты. Словом, не ангел.

– Были ли разногласия в команде адвокатов?

– Конечно, и это нормально. Тем более что дело было абсолютно нестандартным. Но с точки зрения адвокатской практики дело ЮКОСа – это бесценный опыт. В том числе и потому, что обвинения носили абсолютно абсурдный характер.

– Во время первого процесса адвокаты ЮКОСа избегали любой политики, а второй процесс был отчетливо политическим. Не считаете ли вы, что и первое дело надо было вести подобным образом?

– Первый процесс проходил тогда, когда была надежда, что ЮКОС не разгромят. И Ходорковский, который определял позицию адвокатов, не хотел давать повод власти перейти к более резким действиям по отношению к компании и людям, которые в ней продолжали работать. То есть были надежды как-то спасти ситуацию. К моменту второго процесса иллюзий не было ни у кого.

– Во время первого процесса ходили слухи, что адвокаты очень надеются на закулисные переговоры с властью. Адвокаты вправе вести такой кулуарный торг?

– Если я не нарушаю Уголовный и Уголовно-процессуальный кодекс – не бью никого по голове, не ворую секретные документы, – то все, что я делаю в интересах клиента, законно.

– И конфиденциальные переговоры, скажем, с высокими кремлевскими чиновниками?

– Если на это меня уполномочит мой клиент, то почему нет? Я ни с кем из кремлевских чиновников таких переговоров не вел, но теоретически – не вижу никаких противопоказаний. Тем более в делах, когда в рамках процесса тебя никто не слушает, ты наблюдаешь издевательство над правосудием, тогда приходится делать что-то еще – давать интервью, апеллировать к общественности, использовать кого бы то ни было как канал информации.

– И судьи, и прокуроры в деле ЮКОСа вызывали у наблюдателей весьма бурные чувства. Адвокаты не могут себе этого позволить? Или могут?

– Адвокаты тоже люди. И в этом деле у меня и судьи, и прокуроры вызывали исключительно негативные эмоции. Максимум, что мы видели со стороны судей, – это такое снисходительно-понимающее отношение к тому, что происходит. Именно так вел себя судья Данилкин во время второго процесса. Но к сути дела эта манера поведения никакого отношения не имела. Я помню, как Михаила Ходорковского спросили, насколько, на его взгляд, самостоятелен судья. Он ответил: «Я считаю, все, что может себе позволить самостоятельно решить судья Данилкин, – это на какой стене в зале суда будет висеть кондиционер».

– Ваш подзащитный понимал, что его стараются сломать. И понимал, что при определенных уступках его судьба окажется легче. Насколько тяжело ему было делать выбор?

– Представить себе Лебедева, который идет на сделку с людьми, из-за которых он и Ходорковский оказались в тюрьме, невозможно.

– А предложения действительно делались?

– Да, делались.

– Какие именно?
– Не знаю, он не распространялся на эту тему.

– Вы очень хорошо говорите о своем подзащитном. Не только в этом разговоре, но и в вашей книге. Вас не смущало, что все эти лестные слова относятся к человеку, который платил вам деньги?

– Честно говоря, мне такая мысль в голову не приходила. Может быть, потому, что, хотя он мне и платил, мы многократно ругались. По стойке «смирно» я никогда не стоял. Я всегда говорю клиентам: я вредный адвокат, на слово в то, что подзащитный белый и пушистый, не верю. И потом – я работал над этой книгой, когда я уже вышел из дела. Хотя написать объективно о человеке, которого ты 8 лет защищал, наверное, невозможно.

– Надеется ли ваш клиент на помилование?

– Я уверен, что просить о помиловании ни он, ни Ходорковский не будут ни при каких обстоятельствах. Если же такое решение президент примет по собственной инициативе, то, я думаю, и семьи обоих, и они сами воспримут это с облегчением.

Источник: "Совершенно секретно", №1 за 2013 год

Награда нашла Игоря Голикова





Один из формальных инициаторов "дела ЮКОСа" становится вице-губернатором Санкт-Петербурга.

Игорь Голиков, известный как инициатор дела о неуплате налогов нефтяной компанией ЮКОС в 2003 году, по которому его владельцы до сих пор находятся в тюрьме, был назначен вице-губернатором Санкт-Петербурга.

Голиков, стоявший во главе комитета экономического развития, промышленной политики и торговли (КЭРППиТ), получил новую должность благодаря поддержке 43 депутатов заксобрания Санкт-Петербурга. Три парламентария высказались против и трое воздержались, передает Фонтанка.ру. Вслух свое возражение высказал лишь депутат Максим Резник. Он задал вопрос, считает ли Голиков судебные процессы по ЮКОСу политически мотивированным или справедливыми. Тогда спикер заксобрания, депутат от "Единой России" Вячеслав Макаров снял вопрос, и необходимость отвечать Голикову отпала, сообщает "Эхо Москвы" в Санкт-Петербурге.

Позже новоиспеченного вице-губернатора спросили про дело ЮКОСа и журналисты. Они поинтересовались, "как повлияет его назначение на инвестиционную привлекательность Петербурга", сославшись на мнение экономических экспертов, считающих, что дело ЮКОСа привело к оттоку иностранных инвестиций из России. Вначале Голиков попытался уйти от ответа, сказав, что вопрос уже поднимался в зале заседаний парламента и был снят спикером. На что ему журналисты заметили, что "они не в зале заседаний". Тогда Голиков, не распространяясь, ответил, что инвестиции в Петербург "растут и будут расти".

Кандидатуру Голикова представил вице-губернатор Игорь Дивинский, сообщает "Газета.Ru" . Он назвал госслужащего "порядочным человеком и отличным семьянином". В поддержку Голикова также выступил и другой вице-губернатор Игорь Метельский, обещавший, что "новый вице-губернатор не будет прятаться от депутатов". Таким образом он ответил на вопрос Резника, усомнившегося в том, что Голиков будет пускать депутатов на интересующие их совещания, чем часто грешат представители Смольного, отмечает BaltInfo.

Для того чтобы назначение вступило в силу, его должен подписать губернатор Георгий Полтавченко. В Смольном Игорь Голиков будет курировать четыре комитета правительства, которые были образованы после разделения КЭРППиТ, который он возглавлял. Он будет отвечать за промышленную, инновационную и инвестиционную политику, развитие предпринимательской деятельности и потребительского рынка и исполнение государственного заказа Санкт-Петербурга.

В 2003 году именно Голиков, будучи замминистра России по налогам и сборам (сейчас - федеральная налоговая служба) в письме генпрокурору Владимиру Устинову обвинил ЮКОС в неуплате налогов за 1998-2003 годы более чем на 150 миллиардов рублей. Это стало началом масштабного преследования компании, в результате чего она была ликвидирована в 2007 году, а ее владельцы Михаил Ходорковский и Платон Лебедев были арестованы, так же как и многие сотрудники компании.

Новую работу в Петербурге на днях также обрел бывший сотрудник Следственного комитета при МВД Олег Логунов - куратор дела Сергея Магнитского, которого так же, как Ходорковского и Лебедева, официально считают за рубежом узником совести. "Номер два" в "списке Магнитского", как именовали Логунова журналисты, стал новым заместителем полномочного представителя Северо-западного федерального округа Санкт-Петербурга Николая Винниченко по линии работы с силовыми ведомствами.

Источник: "NEWSru.com"